Ника вчера так и не ответила мне на мой вопрос, безразлично пожав плечами и сказав, что понятия не имеет, что и как будет делать дядя Ваня. Сказала лишь, что он уже тридцать лет делает сигмы Кровавым, и он знает свое дело, а значит, что‑то придумает. Как это ни странно, но за все эти годы дядя Ваня, не обладая даром реадиза, собрал о нем сведений больше, чем знал на данный момент я.

– В конце концов, Ратко же тоже как‑то делают сигмы. – задумчиво сказала Ника, глядя на жилище сигмастера. – Самим пространством, ага?

– Это если они их делают. – вздохнул я и толкнул дверь подъезда, решив не откладывать дело в долгий ящик.

Поднявшись по местами сколотой бетонной лестнице на второй этаж, мы остановились перед невзрачной дверью, обитой чем‑то вроде кожи. Два ряда клепок пересекали ее по диагоналям крест‑накрест, а ровно посередине торчал дверной глазок.

Какого же роста дядя Ваня, если глазок так низко?

Ответ я увидел сам, когда Ника позвонила в дверной звонок. За дверью моментально начали щелкать многочисленные замки, не меньше трех, и, когда дверь отворилась, я понял, что не так было с дядей Ваней.

Дядя Ваня ездил в инвалидном кресле. У дяди Вани не было ног. Одной – ниже лодыджки, второй вообще начиная с колен.

Но даже и без инвалидности дядя Ваня вряд ли смог бы затеряться в толпе. Это я мог бы предположить, сколько ему лет, основываясь на информации от Ники, а вот кто‑то другой сходу и не смог бы определить его возраст. Дядя Ваня был полностью лысым и покрыт татуировками, как внешние городские стены – царапинами и щербинами. Даже голова его была покрыта чернилами процентов на восемьдесят, да что там голова – даже белки глаз были зататуированы в черное! Создавалось впечатление, что, когда у дяди Вани не было клиентов из рода Висла, он делал татуировки простым людям, а, когда не было клиентов и среди них – самому себе.

– Тресса Ника! – обрадовался дядя Ваня. – Как ваша сигма себя чувствует? Прижилась?

– Все хорошо, дядя Ваня, спасибо. – непривычно‑вежливо ответила Ника. – Знакомьтесь, это Челси Белова, из Линии Воздуха.

– Ой… – стушевался дядя Ваня. – Простите, я… Не подумал.

– Ничего страшного, Чел наша подруга и союзница. – улыбнулась Ника. – Она в курсе.

– А, тогда хорошо. – снова обрадовался дядя Ваня. – А молодой человек, стало быть, это мой новый клиент?

– Здравствуйте. – я шагнул вперед и протянул руку. – Меня зовут Серж.

– Очень приятно, Серж. – дядя Ваня взял мою руку своею, будто бы обернутой в полотно неведомого мне художника, и крепко ее пожал. – А я Иван, но лучше просто дядя Ваня, меня так все зовут. Значит, Серж, вы проходите, а вы, девушки… Уж простите, но придется вам подождать снаружи. Сами знаете, нанесение сигмы дело интимное. Чужих Линий рядом быть не должно.

– Без проблем, – неожиданно спокойно отреагировала Ника. – Мы все понимаем. Серж, если что, мы будем вот прямо за дверью. Крик или громкий звук, и мы…

Она выразительно посмотрела на меня, показывая что именно "мы".

– Ну что вы, какой крик. – махнул рукой дядя Ваня, второй рукой ловко разворачивая свое кресло. – Я же нежно все делаю, как комарик укусит, ничего и не почувствуете. Пойдемте, Серж, пусть девочки посплетничают о своем, о женском.

Ника еще раз внимательно посмотрела на меня, перевела взгляд на сумку, внутри которой лежал лук и стрелы, с которыми я не расставался, и вышла за дверь. Чел последовала за ней.

А я последовал за дядей Ваней, который уже проехал половину коридора, направляясь к двери в самом дальнем его конце.

Когда я вошел в эту комнату, я увидел примерно то же самое, что видел, когда навестил свою умирающую мать в больнице. Здесь почти всю комнату тоже занимало огромное непонятное нагромождение всяких приборов и механизмов, с одной только разницей – здесь все выглядело собранным собственноручно. Заметные следы сварки на кронштейнах, облезшая местами краски, нехватка крепежных винтиков и прочие мелочи, заметные только при внимательновм взгляде, ясно давали напонять – это нагромождение реторт, насосов, горелок, вентиляторов, змеевиков, колб, труб и лампочек никогда в жизни не собиралось ни на одном заводе. Оно собиралось прямо в этой комнате.

Центральным элементом конструкции было синее, хитро изогнутое кресло, в которое невозможно было сесть – только лечь, ведь оно располагалось практически параллельно полу. Нижняя часть кресла делилась на две половины, и каждая из них могла обособленно отодвигаться в сторону, аналогично ситуация обстояла и с подлокотниками – надо думать, чтобы удобнее было делать сигмы на соответствующих конечностях.

А столик рядом с креслом, на котором в строгом порядке от мала до велика была разложены различные блестящие пыточные инструменты – надо думать, как раз и нужны для нанесения сигмы.

Больше ничего в комнате не было, кроме еще одной двери, ведущей в какое‑то смежное помещение.

– Нравится? – довольно спросил дядя Ваня из‑за спины. – Сам строил. Ну, как "сам". С помощью, конечно, самому‑то мне не с руки тяжести ворочать. Вернее, не с ноги!

Он хохотнул сам своей шутке.

– Впечатляет. – признался я. – Только если один момент, и я даже не знаю, как вам о нем сказать…

– Да говорите как есть! Что мы, не взрослые люди?

– Дело в том, что я… – начал я, переводя взгляд на дядю Ваню.

Договорить я не смог.

Слова застряли у меня в глотке.

За спиной у дяди Вани, прямо у него над головой, внезапно надорвалось само пространство. Пять острых, угольно‑черных, сочащихся тьмой, будто дымом, когтей вылезли откуда‑то с изнанки мироздания, сжались, хватая пространство, комкая его, и рванули в сторону, отрывая от мира целую полосу, за которой скрывался непроницаемый мрак…

И чьи‑то ярко горящие фиолетовым светом глаза…

Глава 7

Казалось, что c той стороны на меня смотрит какой‑то демон. В тусклом фиолетовом свечении от глаз я различал контуры искривленной и исковерканной, неправильной, некрасивой морды с торчащими из‑под нижней губы клыками, и огромным, вывернутым ноздрями наружу, носом. В тонкой полосе, вырванной из пространства когтистой лапой неизвестной твари, рассмотреть что‑то еще было невозможно, но она явно собиралась это исправить – схватилась за края разрыва, и принялась тянуть в разные стороны, расширяя его.

–…пропал. – договорил я, и перевел взгляд на дядю Ваню. – Прячьтесь!

– Что? – не понял дядя Ваня. – Что происходит?

Я не стал тратить время на ответы. Вместо этого я сбросил с плеча сумку и принялся стыковать плечи лука с рукоятью, поглядывая на то, как идут дела у демона. Не знаю, как и зачем он здесь появился, но я слишком часто получал от этого мира подзатыльники, чтобы сейчас предположить, что потусторонняя тварь пришла сюда угостить меня конфеткой!

А дела у демона шли хорошо. Он уже расширил свой разрыв достаточно для того, чтобы пролезть в него, и с успехом это делал! Уже просунул одну ногу, которая, оказавшись по эту сторону реальности, полностью преобразилась! Из черной когтистой, покрытой фиолетовой тонкой вязью, лапы превратилась в человеческую ногу в белой выглаженной штанине и черном начищенном ботинке, из которого торчал смешной зеленый носок!

А я только‑только успел вщелкнуть на место плечи и накинуть тетиву на одно из них! Быстро переступил через лук, согнул его через бедро, натягивая и вторую петлю тоже – есть!

А демон уже полностью вылез из своего портала – другого названия и не подобрать. Вылез и превратился в молодого человека, всего‑то на пару лет меня старше, одетого в белые брюки, белую рубашку с закатанными до локтей рукавами, и синюю жилетку, под которой прятался фиолетовый галстук. Темно‑русые волосы новоприбывшего были почти выбриты по бокам головы, а оставленная посередине полоса – пижонски зачесана назад. Глаза скрывались под очками в толстой черной оправе.